Зашел к нам начальник попрощаться - уходит на другую работу. Обещал появляться. Елки, это глупо, конечно, но хочется пореветь немножко. Хороший он начальник.
Всегда мне казалось, что на нем все держится. И на работу меня брал (два раза)) именно он. И вообще. Такое чувство, как будто эпоха закончилась. И как будто кто-то родной уходит. Глупо как.
Оказывается, я хихикаю во сне. Второй раз уже бужу маму смехом среди ночи. Нет, обычно я не сплю с мамой, обычно я сплю одна, ну черепаха еще гремит в углу, но вот когда приезжает далекий дед и остается ночевать, тогда мама спит со мной, и вот тогда-то я ее и бужу хихиканьем во тьме, хо-хо. Я бы испугалась вообще-то, если бы ночью услышала хихиканье. А мама ничего - смелая. Ты чего не спишь? - говорит. Сплю, - говорю. И правда сплю.
Вообще период снов у меня сейчас, цветных и диких. Была сегодня в одном из них маленьким мальчиком, гуляла с родителями под платанами. Красивая игра света и тени - сфотографировать бы, подумала я во сне, забыв, наверное, что я маленький мальчик. Если бы еще я знала, как платаны выглядят на самом деле. Мои были красивые, светлые, с крученными ветвями. На крученных ветвях платанов сидели большие тяжелые птицы, как индюки или павлины. В сумке у меня оказалось две половинки совершенно желтого снаружи граната, зерна граната осторожно кидала на дорожку за собой - и большие тяжелые, но пугливые птицы слетались их клевать.
Что бы я ни делала, меня вяжут моими же словами, извращенными, с исковерканными лицами; хлещут моей же честностью; что бы я ни делала, из меня вьют веревки. Мягко, но неотступно. Это больно, когда из тебя вьют веревки. Пытаюсь щетиниться, колоть пальцы, вывернуться, укусить руку, закричать, забиться, защититься хоть как нибудь - но не выходит, меня выкрутили и отжали, мне больно и, что хуже всего, остается камнем чувство вины - нельзя, нельзя колоться и кусаться, нельзя колоть пальцы, делающие больно, все время больно, нет, нельзя, не смей. Я не верю, что я виновата, это неправда, нечестно, так нечестно, так нечестно, так нечестно.